В отличие от других международных документов по правам человека[1], Европейская конвенция по правам человека[2] защищает лиц, лишенных свободы, только от произвольного задержания[3]. Этот нормативный пробел, который констатировал с сожалением европейский судья А. Спильман[4], неожиданный, учитывая послевоенный контекст, в котором зародилась Европейская конвенция. Однако этот пробел не был непоправимым. Действительно, несмотря на этот текстовый вакуум, трактование европейского прецедентного права показывает, что Европейский суд по правам человека[5] конкретно и эффективно защищает основные права заключенных[6].
Благодаря особо динамичному подходу к толкованию Европейский суд, при первоначальном содействии Европейской комиссии по правам человека, разработал европейский стандарт защиты прав заключенных — подлинное общее европейское право в области лишения свободы. Стремительное развитие этого стандарта обусловлено главным образом конструктивным толкованием понятий Конвенции европейскими судьями, которые в ходе толкования также явно мобилизовали внешние источники, такие как «мягкое» европейское право, разработанное в рамках Совета Европы и состоящее из Европейских пенитенциарных правил[7] и рекомендаций Европейского комитета по предупреждению пыток[8]. Поэтому европейская судебная практика в отношении заключенных также должна оцениваться в свете этого системного контекста. Жан-Поль Сере по случаю пересмотра Европейских пенитенциарных правил в 2006 году говорил о «неотъемлемом движении к эмансипации прав человека в тюрьмах» благодаря существованию «триптиха, защищающего права заключенных на уровне Совета Европы»[9]. Однако элементы этого «триптиха» не должны рассматриваться на одном уровне. Действительно, Тюремные правила и рекомендации Комитета по предупреждению пыток являются, соответственно, «мягким» законодательным и «мягким» прецедентным правом[10]; поэтому эти два элемента не имеют обязательной силы. Стандарт, разработанный европейским судьей, с другой стороны, является обязательным для национальных властей в качестве минимального стандарта защиты прав заключенных.
Таким образом, судебный механизм гарантирования прав имеет огромное значение для Совета Европы. В этой связи, осознавая острую необходимость предоставления конкретной и эффективной защиты заключенным, которые особенно уязвимы с точки зрения их правового и фактического статуса, характеризующегося, в частности, их зависимостью, европейский судья постоянно совершенствовал свои методы толкования. Действительно, если первоначально заключенный пользовался исключительно косвенной защитой в рамках обычной системы с помощью метода «защиты рикошетом» (I), то европейский судья добавил прямую защиту, постепенно предоставив заключенным «категориальную защиту»[11](II).
I — Первоначальный механизм судебной защиты основных прав заключенного
Как и другие категории лиц, прямо не упомянутые в Конвенции, основные права лиц, лишенных свободы, защищены договорными органами конвенции с помощью механизма «защиты рикошетом». Хотя в принципе речь идет о косвенной защите (А), тем не менее верно и то, что этот механизм позволил и по-прежнему позволяет предоставлять заключенным весьма широкую защиту их основных прав (В).
А — Косвенная защита
«Защита рикошетом»— это судебно-правовой метод, традиционно используемый европейскими судьями для распространения действия Европейской конвенции на области, прямо не упомянутые в её тексте, такие как постановления о выдворении иностранцев[12], защита окружающей среды [13]или условия содержания лиц, лишенных свободы передвижения. Европейская конвенция не содержит никаких положений об условиях заключения и, тем более, об обращении с заключенными. Тем не менее, Европейская комиссия по правам человека очень рано постановила, что некоторые условия заключения являются бесчеловечным и унижающим достоинство обращением, противоречащим статье 3 Конвенции. В этой связи следует выделить два этапа в её рассуждениях.
Во-первых, Европейская комиссия в своем решении Айл Кох против Германии от 8 марта 1962 года подтвердила принцип, согласно которому лишение свободы не лишает заключенного прав, закрепленных в Европейской конвенции[14]. Это является важной отправной точкой для проникновения, а затем и для продвижения прав человека в тюрьме. При этом Европейская комиссия косвенно признает человеческое достоинство заключенного, позволяя ему, как и любому другому лицу, пользоваться правами человека. Несколько лет спустя Европейский суд в своем решении по делу Кэмпбелл и Фелл против Соединенного Королевства заявил в том же ключе, что «правосудие не может останавливаться у тюремных ворот»[15]. Заключенный, несмотря на то что он лишен свободы перемещения и как таковой находится взаперти и зависит от властей, должен иметь возможность продолжать пользоваться всеми основными правами, связанными с его человеческой природой.
Во-вторых, Европейская комиссия по правам человека в своем решении Котейла против Нидерландов от 6 мая 1978 года использовала метод «защиты рикошетом», с целью применения договорных гарантий непосредственно к заключенным. Комиссия заявила, что вынесение приговора о тюремном заключении может вызвать проблемы в соответствии со статьей 3 Конвенции в зависимости от способа его исполнения[16]. И так, хотя Европейская конвенция не содержит положений об условиях заключения, власти могут быть виновны в нарушении статьи 3 в связи с порядком исполнения наказания в виде лишения свободы.
Таким образом, Конвенция предоставляет косвенную защиту. Тюремная администрация во время отбывания наказания не должна предпринимать никаких действий, которые нарушают права, гарантируемые Конвенцией. Этот механизм защиты позволяет европейскому судье указывать на пробелы в тексте Конвенции. Однако важно подчеркнуть, что речь идет лишь о выявлении этих пробелов и, посредством «защиты рикошетом», предоставлении заключенным косвенной и, следовательно, минимальной защиты. Европейский судья восполнит эти пробелы только путем конструктивного толкования прав, т. е. путем прямого расширения сферы применения положений Конвенции на ситуации, которые не были изначально предусмотрены авторами текста, а также путем пополнения условий применения этих положений. Несмотря на то что с помощью этой техники косвенной защиты европейский суд просто обходит нормативный вакуум, эта гарантия остается очень обширной.
Б — Расширенная защита
Таким образом, заключенный, хотя он и не находится под прямой защитой Европейской конвенции о правах человека, пользуется, благодаря судебно-правовому методу «защиты рикошетом», всеми правами, закрепленными в Конвенции. Эта расширенная защита применяется, при контроле активного вмешательства государства, и соответствует тому, как европейский судья рассматривает заключенного, т.е. с комплексной точки зрения, принимая во внимание его статус как человека, гражданина, участника судебного процесса и лица, подвергающегося ограничениям.
Европейский судья требует, прежде всего, чтобы власти гарантировали соблюдение физической и моральной неприкосновенности заключенного. В этой связи им, в частности, запрещается подвергать заключенного мерам изоляции, условия исполнения которых представляли бы собой обращение, противоречащее статье 3 Конвенции. По мнению Суда, «полная сенсорная изоляция в сочетании с полной социальной изоляцией может уничтожить личность и представляет собой одну из форм бесчеловечного обращения, которая не может быть оправдана требованиями безопасности или любой другой причиной. С другой стороны, запрет на контакты с другими заключенными по соображениям безопасности, дисциплины и защиты сам по себе не является формой бесчеловечного обращения или наказания»[17]. В каждом отдельном случае Суд будет принимать во внимание «конкретные условия, серьезность меры, ее продолжительность, преследуемую цель и ее последствия для соответствующего лица»[18]. В этом же смысле порядок проведения обысков в местах заключения будет контролироваться европейским судьей. Европейский суд постоянно напоминает, что «несмотря на то, что личные досмотры иногда могут оказаться необходимыми для обеспечения безопасности в тюрьме, для защиты порядка или для предотвращения уголовных преступлений, они должны проводиться надлежащим образом»[19]. Кроме того, Суд наказывает за систематические обыски, которые не оправданы и не продиктованы императивами безопасности, поскольку они могут создать у заключенных ощущение произвола[20]. Суд также уделяет особое внимание моральной неприкосновенности лица, лишенного свободы. Например, постановив, что помещение обвиняемого в металлической клетке во время публичного слушания «объективно» является унижающим достоинство обращением[21], Суд в своем решении по делу Караченцева[22] заключил в том же ключе, в отношения слушаний, проведенных по видеоконференции из тюрьмы, даже если обвиняемый физически не присутствовал в суде. Суд также занимался конкретной проблемой гарантии неприкосновенности женщины-заключенной. В своем решении по делу Корнейкова и Корнейков[23] Суд постановил, что связывание женщины (лишенной свободы), которая страдала от боли при схватках, а также сразу после родов, представляет собой «бесчеловечное и унижающее достоинство обращение».
Европейский суд также взял на себя обязательство защищать социальные отношения заключенного и, в более широком смысле, все ситуации или моменты, способствующие контактам или обменам с внешним миром. Например, европейский судья посчитал, что тюремная администрация может быть виновной в посягательстве на право на уважение корреспонденции, гарантированное статьей 8 Конвенции, когда она перехватывает почту во время проверки и подвергает ее цензуре[24]. Кроме того, Суд подчеркнул, что заключенный, как любой гражданин, имеет гражданские права. В своем решении по делу Херст против Соединенного Королевства[25] Европейский суд признал, что лица, лишенные свободы, обладают гражданскими правами с учетом подразумеваемых ограничений, допускаемых статьей 3 Протокола № 1, гарантирующего право на свободные выборы. Суд считает, что «недопустимо, чтобы заключенный был лишен своих прав, предусмотренных Конвенцией только потому, что он заключен в тюрьму после вынесения приговора. Также нет места в системе Конвенции, которая признает терпимость и открытость в качестве отличительных признаков демократического общества, автоматическому лишению гражданских прав, основанному исключительно на том, что может оскорбить общественное мнение» (§ 70). Аналогичным образом, защита права заключенного на образование, гарантируемая в общих чертах статьей 2 Протокола № 1, предполагает контроль за активным вмешательством со стороны властей, например, путем отказа заключенному в доступе к учебному центру тюрьмы[26] или к необходимому оборудованию, например компьютеру[27]. Защита рикошетом также осуществляется в соответствии с правом на уважение частной жизни, гарантированным статьей 8 Конвенции. Действительно, Европейский суд перенес на тюремную среду «право на безопасную окружающую среду»[28], право, которое уже отражало включение экологических вопросов в сферу действия Конвенции путем защиты рикошетом. Таким образом, в решении по делу Брандузе против Румынии[29] Европейский суд признал, что из-за близости мусорной свалки и бездействия властей по ее нейтрализации «качество жизни и благополучие соответствующего лица были затронуты таким образом, что это нанесло ущерб его частной жизни, а не просто явилось следствием режима лишения свободы» (§ 67).
Наконец, в качестве участника судебного процесса, заключенный пользуется «правом доступа» к суду, защищаемым статьей 6 Конвенции[30] и гарантирующим заключенным снятие любых фактических или юридических препятствий для доступа к судье, а также правом на эффективные средства правовой защиты, гарантируемые статьей 13 Конвенции, когда индивидуальные меры, принимаемые против него в связи с исполнением его приговора[31] или индивидуализации наказания[32], нарушают основные материальные права. Например, в случае материальных условий, не пригодных для содержания под стражей, Европейский суд требует как превентивного средства правовой защиты (для предотвращения продолжения нарушения или для улучшения материальных условий содержания под стражей), так и компенсационного средства правовой защиты (компенсация апостериори)[33].
Благодаря защите рикошетом заключенный находится под конкретной защитой Европейского суда, который соглашается контролировать власти, когда они активно вмешиваются в реализацию основных прав. Однако Суд не только обошел этот пробел в тексте Конвенции, но и постарался заполнить его путем конструктивного толкования и, точнее, установления позитивных обязательств, продвигаясь тем самым в направлении категориальной защиты.
II — Улучшение судебно-правовой защиты основных прав заключенных
Европейский суд по правам человека, как и в случае с иностранцами, не остановился на косвенной защите основных прав заключенного. Посредством смелого и конструктивного толкования прав, закрепленных Конвенцией, он обеспечил прямую защиту заключенным (А) и тем самым помог обеспечить действительно категориальную защиту (В).
A — Прямая защита
Символичным решением о переходе от косвенной к прямой защите заключенного является, конечно же, решение по делу Кудла против Польши от 26 октября 2000 года[34]. Европейский судья постановил, что «статья 3 Конвенции требует от государства обеспечить, чтобы каждый заключенный содержался в условиях, совместимых с уважением человеческого достоинства, чтобы способ, которым осуществляется эта мера, не подвергал соответствующее лицо страданиям или лишениям, интенсивность которых превышает неизбежный уровень страданий, присущий содержанию под стражей и что, принимая во внимание практические требования заключения, здоровье и благополучие заключенного должно быть надлежащим образом обеспечено, в частности, оказанием необходимой медицинской помощи» (§94), – тем самым европейский судья прямо добавляет в статью 3 новое право – «право на условия содержания под стражей, совместимые с уважением человеческого достоинства». В этой связи профессор Ф. Судр говорит о новой «статье 3 bis Европейской конвенции о правах человека»[35]. Изначально не упоминавшиеся в тексте Конвенции условия содержания под стражей в настоящее время прямо включены в сферу защиты Европейской конвенцией благодаря конструктивному толкованию Европейским судом. Таким образом, власти, с одной стороны, должны обеспечить, чтобы материальные условия заключения не представляли собой бесчеловечного и унижающего достоинство обращения, и, с другой стороны, защитить здоровье[36] и благополучие[37] заключенного. Европейский судья заполнил нормативный вакуум посредством динамической интерпретации статьи 3 и в последствии постоянно обогащал эту норму.
В этом отношении охрана здоровья заключённого получила существенное развитие. В своем решении по делу Сироса[38] Суд систематизировал обязательства по медицинскому уходу в соответствии со статьей 3 Конвенции. Статья 3 требует от властей «обеспечить, чтобы заключенный мог отбывать наказание, оказывать ему необходимую медицинскую помощь и, в случае необходимости, адаптировать общие условия заключения к конкретным обстоятельствам состояния его здоровья». Эти три типа требований (способность к отбыванию наказания в заключении[39], оказание медицинской помощи[40] и адаптация материальных условий[41]) были подробно изложены в том же решении в целях ориентации властей и регулирования их свободы действия[42]. Эта обязанность заботиться о людях продолжает развивать свой потенциал. Так, она включает в себя защиту заключенного от пассивного курения[43], а также требует от властей обеспечить осужденным «адекватное питание»[44]. Например, в своем решении по делу Эбедин Аби[45] Европейский суд установил нарушение статьи 3, поскольку питание не было приспособлено к рациону, предписанному заявителю по медицинским показаниям. Принимая во внимание трудности, с которыми сталкиваются заключенные при установлении причинно-следственной связи между таким несоблюдением требований и ухудшением состояния здоровья (§ 50), Суд посчитал необходимым уточнить, что «принимая во внимание невозможность получения заключенным медицинской помощи в любое время и в больнице по его выбору, (…) именно внутренние органы власти должны предоставить на экспертизу специалисту стандартное меню, предлагаемое соответствующим пенитенциарным учреждением, и в то же время провести медицинский осмотр заявителя, непосредственно связанный с его жалобами» (§ 53). В данном деле Суд установил, что власти, не удостоверившись в том, что диета, предоставленная заявителю, является надлежащей или что диета по медицинским показаниям имела какое-либо влияние, «не предприняли необходимых мер для защиты здоровья и благополучия заявителя» (§ 56). Здоровье заключённого— это также психическое здоровье. Здесь заслуживает внимания развитие европейского стандарта в этой области. После своего решения по делу Кинана, в котором Суд подчеркнул, что «в случае психически больных людей необходимо принимать во внимание их уязвимость и их неспособность, в некоторых случаях, постоянно или вообще жаловаться на последствия того или иного вида лечения для их личности»[46], Суд постановил, что «определенное лечение нарушает статью 3 в силу того факта, что оно применяется в отношении лица, страдающего психическим расстройством»[47]. Обязательства в этой связи были в значительной степени прояснены. В частности, в своем решении по делу Бамухаммада Суд заявил, что «в случае невозможности лечения в месте заключения заключенный должен иметь возможность быть госпитализирован или переведен в специализированную службу»[48].
Менее примечательно следует также отметить, что Суд наделил заключенного позитивными обязательствами, уже изложенными в других делах и направленными на защиту неприкосновенности. Это, в частности, касается европейского прецедентного права в области предотвращения актов насилия. В решении по делу Пантеа против Румынии[49], в отношении жестокого обращения среди лиц, содержащихся в предварительном заключении, Европейский суд подчеркнул, что статья 3 Конвенции требует от «властей государств, присоединившихся к Конвенции, не только воздерживаться от провоцирования такого обращения, но и принимать практические и превентивные меры, необходимые для защиты физической неприкосновенности и здоровья лиц, лишенных свободы» (§189), даже в случае отношений между отдельными лицами, как это имеет место в настоящем деле[50]. Аналогичным образом, в соответствии со статьей 2 Конвенции Европейский суд возложил на тюремную администрацию обязанность предотвращать риски для жизни лиц, находящихся под ее контролем. Таким образом, это обязательство охватывает, в частности[51], предотвращение риска, связанного с поведением властей[52]. Традиционно судьи считают, что статья 2 может «в четко определенных обстоятельствах налагать на компетентные органы позитивное обязательство принимать превентивные меры практического характера для защиты лица от других лиц…»[53]. Наконец, в соответствии со своим классическим прецедентным правом, поощряющим уважение к семейной жизни посредством позитивных мер, Европейский суд в своем решении по делу Мессина против Италии[54] также заявил, что «для уважения семейной жизни необходимо, чтобы тюремная администрация помогала заключенному поддерживать контакт со своей близкой семьей»[55]. Являясь заметным развитием договорной гарантии, предоставляемой заключенным, эта прямая защита также свидетельствует о стремлении Суда сформировать категориальную защиту, т.е. конкретно адаптированную к контексту, в котором осуществляется лишение свободы.
В — «Категориальная» защита
В некоторых гипотезах, как мы видим, Страсбургский суд создает новые права для исключительной выгоды определенной категории лиц — заключенных. С теоретической точки зрения такой подход свидетельствует о том, что универсальный характер прав человека может сосуществовать с категориальным подходом. В этом смысле, и в целом, профессор Ф. Судр указывает на то, что «в то время как статья 3 обращена к каждому человеку, воспринимаемому в его единстве и целостности (…) и придерживающемуся глобального подхода, основанного на постулате об универсальной идентичности человеческой личности, европейское прецедентное право способствовало появлению категориальной защиты, которая, исходя из аналитического подхода, приводит к фрагментации человека и учету конкретных категорий лиц. Основанная на механизме защиты рикошетом, категориальная защита, путем постепенной трансформации, становится специфической защитой»[56]. Что касается заключенных, то Суд, таким образом, хотел адаптировать общий стандарт Конвенции к конкретным условиям, в которых они находятся. Эта адаптация, продиктованная уязвимостью заключенного и, в более широком смысле, его особым статусом, особенно заметна через толкование статьи 3 Конвенции Европейским судом в его решении по делу Кудла, поскольку Европейский суд создает новое право, специфичное для заключенных. Судебные разбирательства, связанные с пожизненным заключением, также свидетельствуют о стремлении Суда углубить эту защиту и адаптировать ее путем установления новых обязательств, специфичных для заключенных. Решение Винтер[57] является символическим в этом отношении. После анализа важности реинтеграции заключенных в различные правовые системы Суд потребовал от государств создать механизм пересмотра приговоров к пожизненному заключению (§ 119), а затем установить для этого основные условия (§ 120). Проблемы, связанные с ресоциализацией заключенных, также будут иметь решающее значение при вынесении приговора по делу Мюррея[58]. Опираясь в значительной степени на выводы, уже сделанные по делу Винтера, Суд напоминает, что «осужденные, в том числе приговоренные к пожизненному заключению, должны иметь возможность работать в целях своей реабилитации» (§ 103). Что касается осужденных на пожизненный срок, страдающих психическими расстройствами, то Суд, соответственно, будет считать, что статья 3 Конвенции теперь требует от властей обеспечить им «условия содержания и обращения, которые могут дать им реальный шанс исправиться и, тем самым, дать им надежду на освобождение. Таким образом, отсутствие такой возможности для заключенного может сделать его пожизненное заключение де-факто несократимым» (§ 112).
В более общем плане, этот категориальный подход можно уловить между строк, когда европейский судья ссылается на теорию позитивных обязательств и применяет ее для защиты заключенного от вмешательства государства, специфического для тюремной среды или, по крайней мере, усугубляемого тюремной средой. Так обстоит, например, в решении по делу Котлет против Румынии[59], касающегося препятствованию переписке заключенного с органами Европейской конвенции. Суд, сделав еще один шаг в толковании права на уважение корреспонденции, установил позитивное обязательство властей предоставить материалы, необходимые для переписки, а именно бумагу, конверты и марки (§ 59). Крайне важно, чтобы заключенный, несмотря на свое тюремное заключение и присущие ему препятствия для переписки (в частности, зависимость заключенного от тюремной администрации в получении материалов, необходимых для переписки), был в состоянии поддерживать эффективный контакт с внешним миром[60] во время заключения. Аналогичным образом, в отношении позитивного обязательства по предотвращению вреда жизни заключенного европейский судья уточнил, что власти также несут позитивное обязательство по предотвращению вреда в тех случаях, когда риски присущи собственным действиям заключенного. Это, разумеется, включает в себя попытки самоубийства, которые особенно часто происходят во время заключения, учитывая моральные страдания, которые могут испытывать заключенные. Таким образом, обязательство по надзору, которое Европейский суд возлагает на тюремную администрацию[61], оправдано зависимостью заключенного от тюремной администрации и, следовательно, его особой уязвимостью.
Конкретная ситуация, в которой находится заключенный, и многочисленные аспекты его статуса (человек, гражданин, участник судебного процесса и лицо, на которое наложены ограничения) потребовали от европейского судьи, в более или менее долгосрочной перспективе, помимо простой «защиты рикошетом», разработки конкретного стандарта, адаптированного к контексту. Таким образом, Европейский суд по правам человека постепенно создал общеевропейское право заключения, адаптированное не только к потребностям заключенных, но и к императивам и ограничениям, связанным с исполнением наказаний в виде лишения свободы.
[1] Например, статья 10 § 3 Пакта ООН о гражданских и политических правах 1966 года гласит, что «пенитенциарная система должна обеспечивать обращение с осужденными, основной целью которого является их исправление и социальная реабилитация. Несовершеннолетние правонарушители содержатся отдельно от взрослых и подпадают под режим, соответствующий их возрасту и правовому статусу»; в том же смысле в пункте 6 статьи 5 Межамериканской конвенции о правах человека, касающейся права на личную неприкосновенность, говорится, что «приговоры, предусматривающие лишение свободы, имеют в качестве своей основной цели исправление и социальную реабилитацию осужденных лиц».
[2] Далее Конвенция.
[3] Статья 5 Конвенции гарантирует право на свободу и безопасность.
[4] A. Спильман, «La protection des droits de l’homme. Quid des droits des détenus ? »Mélanges G. Wiarda, Protection des droits de l’homme : la dimension européenne, ред. Карл Хейманнс Верлаг К.Г., Кельн, 1988 г., стр. 589.
[5] Далее Суд.
[6] Наши замечания будут посвящены заключенным в строгом смысле этого слова, т. е. лицам, лишенным свободы, которые помещены в следственный изолятор (досудебное содержание под стражей) или отбывают наказание в исправительном учреждении (следственный изолятор или централизованные тюрьмы).
[7] Европейские тюремные правила, Рекомендация Rec(2006)2-rev, принятая Комитетом министров 11 января 2006 года и пересмотренная 1 июля 2020 года.
[8] Создана в соответствии с Европейской конвенцией по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания от 26 ноября 1987 года.
[9] Ж.-П. Сере, «Les nouvelles règles pénitentiaires européennes. Un pas décisif vers une approche globale des droits des détenus», Revue pénitentiaire et de droit pénal, 2006, стр. 415-423, спец. стр. 423.
[10] Различие сделано профессором Ж.-Ф. Флоссом. Д.Ф. Флосс, «Du droit international comparé des droits de l’homme dans la jurisprudence de la Cour européenne des droits de l’homme», в Institut Suisse de Droit Comparé, Le rôle du droit comparé dans l’avènement du droit européen, Лозанна, 14-15 апреля 2000 г., Schulthess, Цюрих, 2002, стр. 159-182, спец. стр. 167-170.
[11] Ф.Судр, «L’économie générale de l’article 3 CEDH», в C.-A.Chassin (ред.), La portée de la Convention EDH, колл. «Rencontres européennes», Bruylant, Брюссель, 2006, стр. 7, спец. стр. 16-17.
[12] Например, ЕСПЧ, 7 июля 1989 г., Сёринг против Соединенного Королевства (экстрадиция и статья 3 ЕКПЧ), ЕСПЧ, 20 марта 1991 г., Крус Варас против Швеции, A.201 (выдворение и статья 3 ЕКПЧ), ЕСПЧ, 26 марта 1992 г., Бельджуди против Франции, A.234-A (выдворение и статья 8 ЕКПЧ).
[13] ЕСПЧ, 9 декабря 1994 г., Лопес Остра против Испании; ЕСПЧ, 19 февраля 1998 г., Герра против Италии Рек. 98-I.
[14] Европейская комиссия по правам человека, 8 марта 1962 года, решение Айл Кох против Германии, прил. 5, стр. 127.
[15] ЕСПЧ, 28 июня 1984 г., Кэмпбелл и Фелл против Соединенного Королевства, §69, A.80 (примечание П.Тавернье, JDI, 1986, стр. 1058).
[16] Европейская комиссия по правам человек, 6 мая 1978 года, Реш. Котала против Нидерландов, DR 14, стр. 238.
[17] ЕСПЧ, 8 апреля 2004 г., Садак против Турции, § 45. Аналогично, ЕСПЧ, Большая Палата, 4 июля 2006 г., Рамирес Санчес против Франции, §123 (RTDH, 2007, с. 249-260, примечание П. Понсела).
[18] ЕСПЧ, 4 февраля 2003 г., Ван дер Вен против Нидерландов, § 51.
[19] ЕСПЧ, 24 июля 2001 г., Валасинас против Литвы, § 117. Аналогично, ЕСПЧ, 9 июля 2009 г., Хидер против Франции, § 105.
[20] Аналогично, ЕСПЧ, 20 января 2011 г., Эль Шеннави против Франции, § 37.
[21] ЕСПЧ, Большая Палата, 17 июля 2014 г., Свинаренко и Сладнев против России (РДП, 2015, 829, примечание Б. Пастр-Бельда).
[22] ЕСПЧ, Караченцев против России, §§ 51-53.
[23] ЕСПЧ, 24 марта 2016 г., Корнейкова и Корнейков против Украины (RDP, 2017 г., с. 805 и далее, примечание Б. Пастр-Бельда).
[24] Например, ЕСПЧ, 25 марта 2008 г., Витан против Румынии, § 78.
[25] ЕСПЧ, БП, 6 октября 2005 г., Херст против Соединенного Королевства (AJDA, 2006, p. 475, примечание Ж.Ф.Флосс).
[26] ЕСПЧ, 27 мая 2014 г., Велио Велев против Болгарии.
[27] ЕСПЧ, 18 июня 2019 г., Мехмет Решит Арслан и Орхан Бингель против Турции.
[28] Например, ЕСПЧ, БП, 8 июля 2003 г., Хаттон и другие против Соединенного Королевства.
[29] ЕСПЧ, 7 апреля 2009 г., Брандуза против Румынии.
[30] ЕСПЧ, 21 февраля 1975 г., Голдер против Соединенного Королевства, § 36 (AFDI, 1975, с. 330, примечание Р. Пеллу). В данном деле Министр внутренних дел отказал заявителю в разрешении проконсультироваться с адвокатом с целью подачи иска о возмещении ущерба против охранника на основании диффамации, тем самым лишив его права на справедливое судебное разбирательство.
[31] Например. ЕСПЧ, 12 июня 2007 г., Фреро против Франции, §66. Суд установил, что имело место нарушение статьи 13 в том смысле, что Государственный Совет объявил неприемлемым ходатайство заявителя об отмене решения главы учреждения об отказе в пересылке письма, на том единственном основании, что это была внутренняя мера, которая не может быть оспорена как злоупотребление властью.
[32] Например, ЕСПЧ, 18 октября 2005 г., Шемкампер против Франции, §44. Суд уточнил, что до принятия Закона от 9 марта 2004 года о юрисдикции решений Судьи по исполнению наказаний, его решения о временном разрешении на выход на свободу были «мерами судебной администрации», которые могли быть оспорены только прокурором (§43), что представляло собой нарушение Статьи 13.
[33] ЕСПЧ, 21 мая 2015 г., Йенго против Франции, § 50 (JCPG, 2015 г., доктр. 845, Ф.Судр); ЕСПЧ, 30 января 2020 г., Ж.М.Б. и другие против Франции), § 167 (JCPG, 2020, зам. 154, Б. Пастр-Белда); ЕСПЧ, 9 апреля 2020 г., реш. Шмелев и другие против России, № 41743/17 и 16 других ходатайств.
[34] ЕСПЧ, БП, 26 октября 2000 г., Кудла против Польши (RTDH, 2002 г., стр.169, примечание Ж.Ф.Флосс).
[35] Ф.Судр, «L’article 3bis de la Convention européenne des droits de l’homme: le droit à des conditions of détention conformes au respect de la dignité humaine», в Mélanges en hommage au Doyen G. Cohen-Jonathan, Liberté, justice, tolérance, Bruylant, 2004, стр. 1485-1500. Об этой прямой защите см. также Б.Экошар, « L’émergence d’un droit à des conditions de détention décentes garanti par l’article 3 de la Convention EDH », RFDA, 2003, стр. 99-108; A. Гуттенуар, « Les droits de l’homme en prison », Revue pénitentiaire et de droit pénal, 2005, стр. 107-116, спец. стр. 107-108. Для получения более детального мнения, см. П. Вассманн, « Convention EDH. – Droits garantis. — Libertés de la personne physique », в Juris Classeur Europe Traité, выпуск № 6520, спец. §50. Профессору П. Вассману, напротив, кажется излишним говорить о статье «3 bis» Конвенции, он считает, что прямая защита условий заключения по статье 3 (решение ЕСПЧ в деле Кудлы) отражает «только развитие последствий абсолютного запрета на бесчеловечное или унижающее достоинство обращение».
[36] Суд рассматривает как физическое здоровье (ЕСПЧ, 10 июля 2001 г., Прайс против Соединенного Королевства; ЕСПЧ, 7 октября 2008 г., Богумил против Португалии; ЕСПЧ, 3 марта 2009 г., Гавтадзе против Грузии), так и психическое здоровье задержанного (ЕСПЧ, 11 июля 2006 г., Ривьер против Франции; ЕСПЧ, 16 октября 2008 г., Ренольд против Франции). Кроме того, Суд признает, что содержание под стражей пожилого человека может создавать проблемы с точки зрения статьи 3. Например, ЕСПЧ, 7 июня 2001 года, Папон против Франции (LPA, 20 сентября 2001 года, стр. 14, нота Е.Буатар); ЕСПЧ, 14 ноября 2002 года, Муизель против Франции, Rec. 2002-IX (RTDH, 2003, стр. 1007, примечание Ж.П.Сере).
[37] Хотя говорить о «благополучии» в условиях заключения неуместно, эта отсылка позволяет Суду распространить действие защиты, содержащейся в статье 3, на заключенных, чьи объективно неприемлемые материальные условия заключения (в частности, антисанитарные условия и перенаселенность) сказываются на их повседневной жизни и, следовательно, на их общем благополучии, даже если они не страдают какой-либо болезнью как таковой или не подвергались физическому насилию, требующему неотложной медицинской помощи.
[38] ЕСПЧ, 9 сентября 2010 г., Сирос против Греции (JCPG, 2011, докт.. 94, примечание Ф.Судр).
[39] Например, ЕСПЧ, 28 ноября 2017 г., Дорняну против Румынии.
[40] Например, ЕСПЧ, 2 июня 2020 г., Поторок против Румынии.
[41] Например, ЕСПЧ, 4 февраля 2020 г., Байрам против Турции.
[42] ЕСПЧ, Сирос, цитируется выше, §§ 74-76
[43] ЕСПЧ, 25 января 2011 г., Элефтериадис против Румынии.
[44] ЕСПЧ, 15 июня 2006 г., Моисеев против Латвии, § 78.
[45] ЕСПЧ, 13 марта 2018 г., Эбедин Аби против Турции.
[46] ЕСПЧ, 3 апреля 2001 г., Кинан против Соединенного Королевства, № 27229/95, § 111.
[47] ЕСПЧ, 11 июля 206 г., Ривьер против Франции, № 33834/03, § 61.
[48] ЕСПЧ, 17 ноября 2015 г., Бамухаммад против Бельгии, № 47687/13, §§ 121-122 (D. actu, 18 ноября 2015 г., примечание С.Флерьо).
[49] ЕСПЧ, 3 июня 2003 г., Пантеа против Румынии (JCP-G,2003 г., I-160, № 3, примечание Ф. Судр).
[50] Таким образом, Европейский суд по правам человека признает «горизонтальный эффект» статьи 3 Европейской конвенции по правам человека.
[51] В приведенных ниже комментариях (II, Б) мы увидим, что Суд по правам человека также защищает жизнь заключённого от рисков, связанных с его собственными действиями.
[52] ЕСПЧ, 21 ноября 2000 г., Демирей против Турции, §41.
[53] ЕСПЧ, Демирей, см. выше.
[54] ЕСПЧ, 28 сентября 2000 г., Мессина против Италии (JCP-G, 2001 г., I-291, примечание Ф.Судр).
[55] В том же ключе: ЕСПЧ, 18 октября 2005 г., Шемкампер против Франции, § 30; ЕСПЧ, 15 июня 2006 г., Корнаков против Латвии, § 134.
[56] Ф.Судр, «L’économie générale de l’article 3 CEDH », в C.-A.Chassin (ред.), La portée de l’article 3 de la Convention EDH, с. « Rencontres européennes », Bruylant, Брюссель, 2006 г., стр. 7-19, особенно стр. 16-17.
[57] ЕСПЧ, БП, 9 июля 2013 г., Винтер и другие против Соединенного Королевства (Уголов. прав., 2013 г., комм. 165, примечание E. Бонис-Гарсон; RDP, 2014, 785, примечание B. Пастр-Бельда; JCPG, 2013, акт. 918, комм. Ф.Судр).
[58] ЕСПЧ, БП, 26 марта 2016 года, Мюррей против Нидерландов (JCPG, 2016, акт 569, комм. Ф. Судр; AJ Pénal, 2016, 322, примечания Василики Вулели и Д. ван Зит Смит).
[59] ЕСПЧ, 3 июня 2003 г., Котлет против Румынии (JCP-G, 2003 г., I-160, примечание Ф.Судр).
[60] Например, ЕСПЧ, 24 февраля 2009 г., Гаджу против Румынии, §§ 88-91.
[61] Например. ЕСПЧ, 3 апреля 2001 г., Кинан против Соединенного Королевства, § 89 (примечание Ф.Судр, JCP-G, 2001 г., I-342); ЕСПЧ, 16 октября 2008 г., Ренольд против Франции, цитируется выше, § 81.